уже о концепциях культурного единства, не так-то легко возникало из политических и экономических связей, порожденных европейской империей. Даже в таком тесно связанном регионе Азии, как Бенгальский залив, межазиатское взаимопонимание сталкивалось с множеством барьеров, даже знание такой важной религии, как буддизм, которая исчезла из Индии в средневековую эпоху и оставалась практически неизвестной на Ближнем Востоке. По мере распространения публичной сферы печати через порты Индии, Бирмы и Цейлона информация о религии другого формировалась под влиянием конкурирующих миссионерских проекций религии самого себя.

Проследив за развитием морской публичной сферы, через которую ответы на вопросы о других религиях доходили до широкой аудитории, мы увидим, как полемические тексты играли важную роль в качестве пристрастных посредников межазиатских знаний. Независимо от того, были ли они написаны христианами, мусульманами, буддистами или даже бахаистами, такие критические рассуждения о религиозных различиях составляли многие из наиболее подробных взаимодействий с незнакомыми культурами, встречавшимися в районе Бенгальского залива в XIX и начале XX века. Рассматривая письменные свидетельства, мы увидим, как понимание возникало как в результате конфликтных, так и в результате дружеских встреч. Ведь такие религиозные дебаты были также формами диалога, способствовавшими углублению знаний. Мы также увидим роль европейской империи не только в обеспечении механизмов усиленной межазиатской коммуникации, но и в появлении христианских миссионеров, которые послужили образцом для мусульманских, бахаистских и буддийских прозелитов, обративших инфраструктуру империи в свои собственные конверсионистские цели. Прослеживание этих спорных взаимодействий между различными религиозными акторами показывает, как диалектика между проекцией "я" и признанием "другого" формировала неровные контуры межкультурного познания.

 

Морская экспансия полемической публичной сферы

После битвы при Плассее в 1757 году административные потребности, сопровождавшие быстрое расширение территории Британской Ост-Индской компании в Бенгалии, вызвали спрос на учебные материалы, юридические пособия и другие тексты на персидском и бенгальском языках, главных языках региональной бюрократии. Это, в свою очередь, создавало стимулы для значительных инвестиций человеко-часов и денег, необходимых для разработки шрифтов, перфораторов и машин для печати различными шрифтами персидского и бенгальского языков. В течение двух десятилетий между основанием Ост-Индской компанией школ для секретарей через Калькуттское медресе в 1781 году и созданием колледжа Форт-Вильям в 1800 году, ряд технических инноваций среди британских востоковедов, индийских секретарей и наборщиков-эмигрантов привел к началу печати на многочисленных шрифтах Индии.

Вначале эти усилия были направлены на бенгали как главный региональный язык и на персидский как административный язык территорий компании до 1837 года. Это, в свою очередь, привело к развитию печати на урду, который оказал гораздо большее влияние, став гораздо более понятным по всей Индии, чем как изучаемый язык персидский, так и региональный устный бенгальский. Хотя в португальской колонии Гоа уже издавалось небольшое количество христианских текстов на местных языках, печать в Калькутте отличалась изобретением шрифтов для печати языков на их собственных шрифтах. Вследствие этого круг читателей калькуттских печатных книг быстро расширился.

Не только чиновники Ост-Индской компании были первопроходцами в области книгопечатания на индийских языках. Это были и христианские миссионеры, которых компания долгое время пыталась запретить на своих территориях, опасаясь вызвать оппозицию своему правлению, ориентированному на получение прибыли. На фоне евангельского пробуждения Британии в начале 1800-х годов протестантские активисты считали компанию зависимой от безбожных прибылей коммерческой эксплуатации. Во многих проклятых трактатах и парламентских дебатах евангелисты осуждали компанию за то, что она оставила народ Индии свободно бродить по дороге к проклятию, чтобы вмешательство в религиозные дела не нарушило их планов экономической эксплуатации. Несмотря на возражения компании, в 1801 году несколько британских миссионеров основали Баптистскую миссионерскую типографию в Серампоре, датском торговом пункте в нескольких милях вверх по реке от штаб-квартиры компании в Калькутте. Там они начали печатать трактаты и переводы Библии на местные языки. Вскоре их количество превысило выпуск светских книг собственными типографиями компании. К 1813 году, когда парламентские переговоры в Лондоне о продлении устава Ост-Индской компании позволили миссионерам напрямую работать на ее территории, в Калькутту хлынул поток других миссионерских организаций. Среди них были Общество молитвенных книг и гомилий и Христианское общество трактатов и книг, которые к 1820-м годам выпускали брошюры на урду и бенгали, критикующие как ислам, так и индуизм. Не ограничиваясь местными индийскими языками, миссионеры Калькутты взялись за перевод Евангелия на все языки Азии. Только издательство Баптистской миссии выпустило работы почти на пятидесяти языках - многие из них никогда ранее не печатались - от сингальского, бирманского и пушту до малайского, китайского и арабского. Благодаря основополагающей роли Калькутты в печати на этих языках, колониальный порт стал эпицентром азиатской коммуникационной революции. По мере того как печатные технологии все больше осваивались самими носителями этих языков - даже Китай и Япония заменили традиционную ксилографию европейской типографикой и литографией, - возникла поистине континентальная публичная сфера, простиравшаяся от Босфора на западе до Японского моря на востоке.

В первой половине XIX века христианские миссионеры Калькутты вели активную борьбу с ложными, по их мнению, верованиями, которые лишали индийцев и других нехристианских азиатов возможности вечной жизни. Их яростные возражения против "языческих" религий представляли собой то, что можно назвать полемическим парадоксом: нападки на азиатские культурные и религиозные практики были сопутствующим ущербом, наносимым высшей цели - спасению азиатских душ. Затем, во второй половине XIX века, те же методы были взяты на вооружение целым рядом новых азиатских миссионеров, будь то мусульмане, буддисты, бахаисты или, в случае Гаудия Матха и Арья Самаджа, даже индуисты, которые традиционно не принимали новообращенных.

Политика религиозной свободы, оправдывавшая правление Ост-Индской компании (а с 1858 года - прямое британское правление), защищала права как христиан, так и нехристиан на продвижение своих религий. Это также означало право пропагандировать свои религии как превосходящие другие. В результате межрелигиозная полемика стала социальной ценой свободы прессы и религии. Эти свободы никогда не были абсолютными. На протяжении всей колониальной эпохи их сфера действия оставалась в потоке переговоров, не в последнюю очередь благодаря меняющимся юридическим категориям того, что представляет собой религия и, соответственно, получает право на свободное выражение. 6 Тем не менее, по мере распространения книгопечатания в колониальных портах Бенгальского залива, в результате возникла публичная сфера, в которой религиозные споры были не просто заметны, но в некотором смысле встроены. Когда книгопечатание распространилось в независимых азиатских государствах, таких как Иран, Афганистан и Османская империя, их правительства ввели гораздо более строгие правила цензуры, особенно в отношении вопросов религии. Это сделало печатные империи Индии еще более важными, привлекая из других стран различных религиозных активистов для выпуска своих работ в Калькутте и Бомбее,